Изоляция

Одно из самых тяжелых и одновременно распространенных переживаний людей — это изоляция. Я имею в виду переживание своей не просто отдельности от других людей, а «инаковости». Ты — не такой, как остальные люди (и это не интеллектуальное знание, а именно ощущение, хорошо знакомое практически каждому из нас в форме стыда).

У изоляции много граней. Например, «то, что я переживаю в этой ситуации, большинство людей не чувствуют». Или «все» быстро эмоционально справляются там, где мы долго плетемся и спотыкаемся, колеблемся и терзаемся. Только я попадаю в такие глупые ситуации или совершаю такие идиотские ошибки. Никто, кроме меня, так не тупит в стрессовых ситуациях. Я первый человек в мире, кто додумался до такого идиотизма… И еще миллион подобных мыслей, взращенных, во-первых, нашей неспособностью непосредственно проникнуть в мир переживаний других людей, а во-вторых, массой посланий от окружающих, начиная с раннего детства, в которых все люди как люди, один я черт знает что. И ты не отражаешься в других людях как живой, нескладный, и да — иногда нелепый человек, потому что ты им свою нелепость — а в отражении видишь «а я не такой, у меня нет такого».

В результате мы оказываемся отрезанными от океана человеческих переживаний, нашего всеединства фейлов, факапов, неудач, провалов, ошибок, катастроф, глупостей, неудач и нелепостей. Изолированными от тепла, которое рождается, когда вдруг в чужой истории распознаешь себя самого. Одна из базовых установок, мешающих нам испытать сочувствие к собственным переживаниям из-за неудач или ошибок — «это только я на это способен…».

Поэтому так целительны терапевтические группы или истории в социальных сетях, где люди искренне рассказывают о том, с какими сложностями — простыми, бытовыми, а не уровня Илона Маска — они сталкиваются. Как попались на уловки мошенников, как не сдали тот или иной экзамен, как провалили собеседования, как задолбались с детьми, не набрали группу, как запустили какую-то болезнь, как где-то проявили неосторожность и потом долго расхлебывали последствия…

Да, неизбежно появление здесь людей в пальто известного цвета с пресловутым посланием «а у меня не так!» с вариациями «ну как же так можно было-то!» и «нечего тут страдать, собрались — исправились!» Для меня за этим прячется все тот же ребенок, испуганный тем, что его могут отвергнуть за нехорошесть, и он подпрыгивает и громко пытается обратить на себя внимание какого-то очень значимого взрослого из своего прошлого или настоящего: «смотри, я другой, я лучше!». И платой за недолгое ощущение «лучшести» служит нарастание изоляции — ведь ты «не такой». Они там кучкуются, что-то обсуждают, а ты стоишь в стороне, такой весь лучший, и что-то уже не так весело… Мне знаком этот ребенок — ведь это же я сам, который иногда так и норовит попрыгать повыше, рассказать свой жизненный стишок лучше, чем получилось у того, рядом с которым прыгаешь…

Один из ценнейших даров, который может дать один человек другому — это историю собственного несовершенства. Без оправданий, без попыток кого-нибудь обвинить, и без попыток заретушировать свое собственное огорчение от этого самого несовершенства. Тогда мы сможем вдвоем погрустить — а может, даже улыбнуться сквозь слезы. И станет теплее, и изоляция на какое-то время отступит. Я и ты — одной крови.